Тайна старого Радуля - Страница 17

Сам Илья Михайлович работал главным огородником в сельской бригаде. В этом году он впервые посадил на пойме морковь, собираясь вырастить ее размером, правда, не с самовар, но со свою могучую ручищу.

Понятно, почему неожиданное появление чересчур самостоятельных московских юных туристов на левом берегу Клязьмы так встревожило старика.

С горы Георгий Николаевич увидел ребят, но далеко. Протирал он очки, протирал, но никак не мог различить забрались ли они на морковные гряды или копошились где-то еще дальше, возле кустарника.

Как же они очутились на той стороне? Некогда и некому было задавать вопросы. Георгий Николаевич знал одно: придется все бросать и немедленно переправляться через Клязьму.

Следом за Ильей Михайловичем он поспешил к оврагу. Они почти сбежали с горы. Возле палаток никого не было. Верно, дежурные ушли в лес за дровами. Какая беспечность! Ну ладно, рыбаки-любители или папы с мамами, чьи детки живут в пионерлагерях, пройдут мимо и ничего не тронут. Но забредут колхозные телята, палатки повалят, все перетрясут, продукты подъедят, потом убытков не оберешься.

Некогда было искать дежурных. Оба поспешили к бухточке, где качались на воде принадлежавшие жителям Радуля лодки. Вся флотилия, в том числе и большой колхозный струг, были привязаны цепями к толстенной дубовой колоде.

Проворный Илья Михайлович быстро отвязал одну из лодок, сел на весла. Георгий Николаевич устроился на корме.

«Так как же ребята ухитрились переправиться на ту сторону?» — недоумевал он.

Илья Михайлович греб размашисто, весла в его ручищах мелькали, искрясь на солнце. Не так ли некогда рассекал волны богатырь Илья Муромец, когда на утлом долбленом челноке переправлялся через быстрые реки.

Вдруг старый радульский богатырь завопил страшным голосом, указывая веслом:

— Гляди, гляди! Горит!

На пойме внезапно поднялся к небу огромный столб густого черного дыма. Так горела некогда степь, подожженная дикими кочевниками половцами, а зоркий Илья Муромец, стоя на заставе богатырской, на страже земли русской, протягивал руку вперед и вещал: «Гляди, гляди! Горит!»

Заслоняла бровка берега, нельзя было понять, далеко ли горит или близко. Ближайшая деревня находилась за двенадцать километров. Нет, горело куда ближе.

И сидевшие в лодке поняли, кто были поджигатели.

Переправились. Илья Михайлович остался привязывать лодку, а Георгий Николаевич бегом поднялся на берег.

В кустах тарахтел невидимый Алешин бульдозер. Но сейчас было не до бульдозера.

Где горело?

Дым клубился уже не черный, а светло-серый. И горело так за километр, притом не в одном месте, а прерывистой полосой, несколькими кострами. Отдельные языки пламени были хорошо заметны.

И тут Георгий Николаевич увидел, что вокруг костров прыгали и бесновались никакие не половцы, а знакомые синие фигурки.

Идти прямиком через гряды он не мог, пришлось ему обходить.

Еще в прошлом году бульдозер, расчищая площади, наворочал длинные валы вырванного с корнем кустарника, за год все это основательно подсохло. Эти-то бесформенные рогатые ветви и корни жгли ребята.

Пыльные, закоптелые, самозабвенно веселые синие поджигатели работали без устали. Из куч земли они вытаскивали отдельные ветви и целые деревца, волокли к кострам. Вот, как муравьи мертвого жука, целая ватага их облепила упавшую сухую ветлу. Игорь и Миша туристскими топориками принялись неистово рубить цеплявшиеся за землю сучья.

— Раз, два — взяли! Еще — взяли! — громко пела стоявшая в стороне Галя-начальница, остальные подхватывали песню, орали хриплыми, удалыми голосами.

Потащили, потащили к самому жаркому пеклу… Пламя взвилось куда выше, чем на прощальных пионерских кострах, сухие обгорелые листья черными ласточками полетели к небу…

...

Пламя взвилось куда выше, чем на прощальных пионерских кострах.

Подошел Георгий Николаевич, следом за ним Илья Михайлович. Двумя руками старик держался за низ своей рубахи и нес в подоле целый ворох очищенных от ботвы и свежевымытых оранжевых молоденьких морковок.

— От колхоза трудовому люду за усердную работу! — неестественно громко гаркнул старик и вывалил всю морковь на землю. — Никакой шкоды нет, как посадили с весны рядками, так и растет, — сказал он улыбаясь. И улыбка его была самая широкая и благодушная, как у древнего русского богатыря Ильи Муромца в мирные дни застольных пиров светлого князя Владимира Красное Солнышко.

В азарте ребята не замечали его богатырской улыбки. Георгий Николаевич поймал Мишу за рукав и показал ему колхозные дары. Мальчик увидел, но не закричал, а подбежал к Гале-начальнице, также поймал ее за рукав и показал на кучу.

Галя погладила свои и без того гладкие светлые волосы, подошла к моркови, деловито осмотрела ее, потом повернула голову к Георгию Николаевичу и строго спросила:

— Откуда это?

Он поспешил рассеять ее подозрения, кивнул на Илью Михайловича и объяснил, за что подарок.

Галя-начальница поняла, выпрямилась и скомандовала:

— Объявляется перерыв!

Убедившись, что ее услышали, она присела на корточки и начала делить подарок на тридцать кучек.

Ребята подбегали один за другим, ахали, но ни один из них не нагнулся, чтобы схватить даже самую тоненькую морковку. Они принялись рассказывать Георгию Николаевичу; рассказывая, так рьяно перебивали друг друга, что он не понимал ничего.